— Открыто заявил?
— Нет, в частной беседе по трэку. И чтобы люди Ромберга не завладели уже готовыми записями, он все уничтожил. Тогда он и зеленые вовсю курил, и… в общем, висел на волоске. И волосок оборвался.
Фанк положил гитару.
— Они прекрасно видели, что он работает на износ. Они сделали на нем гору денег, а хотели еще больше и скорее, пока есть спрос. Боялись — мода сменится. Нет бы им дать ему год, как он просил!.. Вот тогда я и понял, что такое — алчность.
— Название Диска, состав — Ромберг знал?
— Ничего он не знал! Хлип никогда не предъявлял неготовые вещи. Даже название — «На берегу тумана» — появилось задним числом, из обрывков его разговоров.
— Мрачная история. Впрочем, хватит ворошить прошлое. Есть одна более насущная задача…
— Я так и думал, что ты неспроста пришел.
— И меня подпирают со сроками, Фанк. Надо официально документировать дело о театре и перестрелку на Энбэйк. Дерек, А'Райхал — всем нужны твои записи с мозга.
— Я не против, — упавшим голосом ответил Фанк. — Ты и так немало сделал; с моей стороны было бы непорядочно отказывать…
— Ты выложишь это сам, Фанки. Штурмовать тебя не будут; ты сам поведешь зонд туда, где лежит информация.
«…а после мы подкорректируем ее, — договорил Хиллари мысленно, — чтобы она совпала с протокольным чтением Ветерана, где в F60.5 стреляет Фленаган…»
Фанк посмотрел на Хиллари с приязнью.
— Ты меня опекаешь… Но как мне быть с Диском?
— Хранить, — убежденно отозвался Хиллари. — Это, как ты говорил, — остров памяти; без него ты перестанешь быть собой.
— Но меня неизбежно купят…
— Да. Но никто не знает, есть ли в тебе Диск. Больше я ничего не скажу, Фанк. Верь мне.
— Другого мне не осталось, — Фанк поднялся. — Идем, утопим Борова, а то его под залог выпустят. Как там театр?.. — вопрос прозвучал со сдерживаемой болью.
— На подъеме. Все двенадцать сеансов в сутки — полный зал, публика самая блестящая — цвет матерых хлипоманов. Директора и ведущие менеджеры в заплатанных куртках, волосы начесаны чуть не до потолка. Ренессанс Хлипа! Помнишь, как было тогда, при нем?..
Закрыв глаза — словно он нуждался в сосредоточении, чтоб вспомнить, — Фанк воспроизвел одну из множества запечатленных сцен — кипящий океан голов и рук с искрящими бенгальскими огнями, девчонки на плечах парней, как в седлах, тысячи влажных сияющих бликов в глазах, тысячи взрывающихся одним влюбленным воплем ртов: «ХЛИ-И-И-ИП!!!» И невысокий, худой, напружиненный Хлип, тяжело дыша, выбрасывает вверх руку с растопыренными пальцами: «Сейчас или никогда!!!»
Сейчас, как никогда, актуально «Долой!»
Сейчас, как никогда, применимо «Даешь!»
Сейчас, как никогда, показался их гной,
Сейчас, как никогда, очевидна их ложь.
Сейчас или никогда!
Сейчас мы должны сказать свое «Нет!»
Сейчас мы должны доказать, что мы есть,
Сейчас мы должны принести с собой свет,
Сейчас мы должны проповедовать месть.
Сейчас или никогда!
— Жаль, — почти неслышно сказал Фанк, — что театр не сможет меня купить. Жаль. У них нет столько свободных денег…
Хиллари тоже на театрик не рассчитывал. На роль нового владельца Фанка требовался весьма и весьма состоятельный человек, не служащий в Айрэн-Фотрис и хорошо знающий ту цену таланта, которая выражается не в бассах.
Что же касается Синклера Баума по прозвищу Боров, то его судьба предрешена. Угроза умышленным поджогом с возможными жертвами, преступное использование кибер-систем, незаконные финансовые операции, сознательное умолчание о нелегально действующем роботе… Дерек будет доволен — еще бы! Кибер поможет ему упечь знатного мафиози, до сей поры нагло и изящно избегавшего тюремной камеры. По совокупности, даже с учетом поблажек, затеи Борова тянули что-то на двадцать два года лишения свободы; Хиллари в бытность свою у Дерека времени даром не терял и поднаторел в законах.
В частности, ему было известно и то, что права наследования не распространяются на объекты интеллектуальной собственности, не обнародованные или не заявленные как авторские при жизни автора.
И еще лучше он знал, что переходящий от хозяина к хозяину или купленный с аукциона киборг должен пройти ряд процедур, в том числе — устранение прежней памяти, непосредственно не относящейся к исполнению служебных обязанностей.
События, связанные с «войной кукол», затевались тайно, развивались скрытно и с шумом врывались в жизнь централов, порождая ударные волны новостей и брызги комментариев; за поспешно-тревожными выводами аналитиков, за невразумительными разъяснениями компетентных лиц терялись и рассеивались те редкие трезвые голоса, к которым стоило бы прислушаться.
Скажем, сообщалось, что, согласно данным блиц-опроса, 79% владельцев киборгов перекладывали на кукол все дела по дому, включая уход за детьми, 28% — периодически доверяли куклам пользование кредитными картами и наличными деньгами и 24% вменяли им в обязанность ведение повседневного бюджета семьи и самообеспечение программными продуктами и расходными материалами; два последних числа убедительно доказывали, сколь ошибочно расхожее мнение о киборгах как о престижных, дорогих, красивых, но мало к чему пригодных в жизни манекенах. Для сравнения — подросткам те же поручения давали в три-четыре раза реже. 87% владельцев были совершенно уверены, что ИХ киборг — самый сообразительный, самый умелый и заботливый, а у соседей (друзей, знакомых) — не киборг, а бестолковое чучело (муляж ходячий, дурак на батарейках), которому ну ни-че-го нельзя доверить, чтоб он не уронил и не испортил.